Два года назад автор Lеviоssа поставила точку в аналитическом труде, достойном всяческих похвал. Была проштудирована невероятная масса материала, выдвинута гипотеза, приведены развёрнутые доказательства, сделаны блестящие выводы.
По повод этой работы у меня есть кое-какие соображения. Только сейчас я решаюсь сказать, что в детстве никогда не могла понять, как решить задачу про шесть спичек. Как расположить шесть спичек, не ломая их и не перекрещивая, чтобы получилось четыре равнобедренных треугольника. Я узнала решение исключительно за счет заглядывания в список ответов на последних страницах, поэтому оно не было засчитано. Я не раз потом встречалась с этой детской задачей, не всегда её узнавала. Когда момент для озарения был снова упущен, не теряла надежды закрыть этот должок. Что ж, в форме британского шоу распутывать задачу о треугольниках оказалось куда как интересно.
Не могу сказать, что пройти лабиринт было так уж легко, но что придумал один человек – в силах распутать другой. Основная сложность не столько в том, что для этого нужно было использовать тот же метод, что и тролли. Тот самый объявленный «принцип сороки» или, согласно другим источникам, «я взял самые лучшие части, чтобы создать это».
Как только уловишь, что важны не точки, а связи между ними, и что для шифра есть в наличии и Справочник Брэдшоу и письмо Малыша Кидда, открывается удивительная панорама. Как у Набокова: три четверти романа все стрелки показывали на юг, но затем выясняется, что все вместе они образуют стрелу, указывающую на север. Соотношение показанного со своим собственным зрительским/читательским опытом начинается довольно быстро и самостоятельно набирает силу.
Очень сложно было преодолеть инерцию мышления. Понять, что математика не сводится к получению денежной суммы по итогам года, что повествование может быть не только линейным, музыка может оказаться основным ключом, а не фоном, и что никто не обещал нам, что всё показанное на экране – правда. Как лукаво, между делом, заметил один из неизвестных философов, следовало бы выпороть школьных учителей, которые на треть заполнили туманом мой разум (он говорил дочери о себе), и что у сердца есть свои рассуждения.
С чего вести отсчёт? С ощущения. С удивления. "Как это сделано?"
Вот этот вопрос я бы назвала точкой, которая просматривается через все анфилады и ходы этого лабиринта. Как это устроено. Что видит лев, когда все в Канзас-Сити смотрят направо, на палку.
Разумеется, полного развёрнутого ответа не существует, ведь по самой природе этого занятия исследователь никогда не знает, что он исследует, пока это не будет исследовано. А как исследовать контекст? Метафоры и синекдохи? Как примириться с возвращением к исходной точке, но только на другом витке спирали, как в музыке Баха и Саймона Джеффса? Как с этим быть, если в твоём распоряжении только вторая сигнальная система, слова и способы их выстраивания?
Помнится, ощутив необычность происходящего, я начала делать то, что обычно делают в таких случаях. Нет информации – что ж, начинаем принюхиваться, прислушиваться. Теперь в моём багаже есть наблюдения Сапольски и де Франса. Шесть лет назад их не было. Эти парни, каждый для своей аудитории, справедливо заметили, что только человек способен наблюдать гору, золото, и за счет умственного усилия выдать идею золотой горы. Приматам же нет дела до сложных ментальных конструкций. Узнав про принцип пенсионных накоплений или закон о всеобщем образовании, любая обезьяна только покрутила бы пальцем у виска. Нужно ничего не понимать в жизни, чтобы иметь дело не с реальным вознаграждением, а с обещанием вознаграждения когда-нибудь потом. Не понять, что на картине нет трубки. Наблюдать череду промахов, ложных выпадов и всё же повестись на болтовню про устрицы и соверены. Не заметить, что чаще всего в английском языке встречается буква e.
Редко кто задумывается, как мы безграмотны мы в визуальном отношении. Спасибо школьным учителям, ситуация с чтением плачевна в той же мере. Чуть впереди те, кто любил сольфеджио. На слух шоу - одно из самых больших удовольствия, я проверяла. Усомнившиеся довольно быстро понимают, что происходит что-то не то. Однако привычка берёт своё, Claire De la Lune и Соната вместо объявленной Партиты принимаются как должное, буквальный смысл считывается и зритель видит то, что и должен был увидеть.
Троллическое искусство отвести глаза в том и заключается, что сомнений у аудитории нет. В большинстве случаев игра смыслов, метафорический уровень шоу, контекст - недоступны. И зрители делают неизбежные, но абсолютно неверные выводы.
Тролли - это небольшой круг заговорщиков, полный состав не определен; подозреваю, что ни Биг Бенни, ни заключённый мнимый больной, ни тем более идеальный свидетель о настоящем положении дел не предупреждены вообще. Вот Майкл Прайс - он точно в курсе абсолютно всех чертежей и схем, всех сюжетных линий, так мастерски запутанных в клубок. Знают, в чём дело, Гэйтисс и Моффат в качестве фронтменов. Все режиссёры и сценаристы знают, потому что для постройки этого волшебного корабля требуется, чтобы из каждого эпизода просматривалась вся анфилада, от входа в лабиринт до его центра. А уж там есть простой прямой выход. Пчёлы, Сассекс...
Ведь в чём прелесть хорошей детективной истории? В конце концов, детектив интересуется не изнасилованиями, поджогами, отцеубийством и другими мерзостями как таковыми, а безумно запутанными и загадочными ситуациями, перед которыми нормальный разум пасует со всем своим запасом банальных предположений, оценок, опыта и предпосылок.
Любой фанат в силах сделать несложную вещь. Как тот мальчик, всегда выигрывавший в шарики. Он ставил себя на место другого мальчика и старался думать, как его тот.
Jus sanguìnis - по праву рождения - они принадлежат к культуре, где есть место шутке и розыгрышу. Русскоязычные читатели выигрывают в том, что "Записки", "Воспоминания", "Архивы" - это всё детские книги, они прочитаны и усвоены в пластичном возраст. Кроме того, у нас есть великолепная экранизация, обогащённая жемчужинами интонаций, "орхидеи ещё не зацвели?.."
И всё же мы проигрываем там, где есть игра как jock, funniment, cantraip, joke, jest, fun, trick, trifle, lark, practical joke, have-on, put-on, send-up, jape, ragging, waggery, windy, hoax, carwitchet, а также leg pull, skybosh, shenanigans, japery, и это ещё не всё. На наших территориях иные обычаи. Общая угрюмость мешает предаться игре, вымазать лицо театральным гримом и заявиться на военный корабль под крики «Бунга! Бунга!» Максимум – умственная игра в Козьму Пруткова не для всех. Думаю, ситуация у французов, египтян или японцев ещё безнадёжнее.
Закрывается эта дверь, однако открыта другая. Музей Кино. Копии фильмов в открытом доступе. Как думали тролли - это в общем-то прослеживается по их уже снятым фильмам.
Всех интересовали призраки прошлого и возмездие.
Чтобы понять, как именно одурачили миллионы зрителей, можно сесть и попробовать написать эротический рассказ. "Красавицу и Чудовище". "Как важно быть Эрнестом". "Сонную Лощину". Этот опыт совершенно уникальный и даёт странные результаты, которые к литературе как таковой относятся косвенно. Когда пишешь или рассказываешь, происходит замедление. Замечаешь и детали, и крупные надписи. Начинаешь интересоваться технологией - а как это делают другие. Начать лучше сразу с детектива.
Хороший детектив требует создания ситуации парадоксальной, немыслимой, абсурдной, невообразимой, как в загадках. "Возьмите шесть спичек". "Два друга живут в центре Лондона". Затем следует провести героев по лабиринту и показать выход.
В ходе повествования налицо охота, ловушки, чтение следов, оставленных в пыли и грязи, слежка, погоня, побег, защита, окружение добычи, борьба врукопашную и все прочие коллизии из практики первобытной охоты. Самые отчаянные могут завершить свою историю неверным решением, к которому пришел герой, тогда как для проницательного читателя (зрителя) концовка иная.
Но в любом случае чем более захватывающа загадка, тем больше разочарования приносит решение. В итоге оно предельно просто, и читатель (в нашем случае зритель и фанат) приходит в ярость от мысли, что он не разгадал все это сам.
Подвох в том, что история всё ещё не окончена. Зловещий паук услышал лай адской гончей, но всё ещё прячется в тени. Бледная сестра ждёт освобождения. Козлёнок всё так же ждёт приближения тигра к ловушке, охотник ждёт тигра, дева с мельницы - справедливости, а детектив - главную гадину. Найдите, где спрятан матрос.
Увы. Все, кто не почувствовал ритма этой истории, три года назад захлопали после завершения предпоследней части пьесы. Понеслось "Пушкин исписался" от критиков. А что делать фанату? Он чувствует себя одураченным, оскорбленным и разочарованным, кричит про queerbating и стирает свой ЖЖ или Тамблер.
Так получилось, что миллионы зрителей искали в правильном углу, но не на той полке.
Не могу сказать, сколько же за эти годы я посмотрела фильмов и прочла разных книг, не говоря про версии фандома. Одна из главных радостей фаната – встречать не просто разные, а даже противоположные мнения, ведь по-настоящему интересная история допускает целый спектр истолкований. И пусть цветут все цветы. Ни в коем случае не нужно принимать мою интерпретацию как правильную или единственно возможную. Даже канонические истории допускают, что сотрудник агенства Пинкертона подделал свою гибель. Или выгоду от устранения прямых наследников поместья и миллионов дядюшки Чарльза получат иные бенефицианты: или разочарованная костариканка, или докторша, которая и на страницах книги только упоминается.
Интересно, сколько зрителей, собственно, уловили верное направление? Десяток? Сотня? Не может быть, что ищущих и нашедших нет. Режиссёры, например. Иногда я замечаю, как киношники передают воздушные поцелуйчики друг другу прямо в фильмах.
А иногда - себе.
* * *
Авторы очень внимательно читали канон. Пятьдесят шесть рассказов, четыре повести, пара рассказов, где, как в рассказе Борхеса про шахматы, ни разу не встречается слово «шахматы». Они (и Сэмюэль Розенберг, и исследователи-любители вроде nekosmuse, и все другие наследники лондонских антиквариев) не пропустили мимо внимания ни источники веселья сэра Артура, ни скрытые мотивы.
Я уже отмечала и здесь, и в ЖЖ, что некоторые бросаются в глаза – Лесаж о возможности заглянуть под все крыши в этом городе, По про месть, Бульвер-Литтон про бурную ночь. Некоторые утратили смысл, абсолютный и несомненный для современников автора: торговец животными содержал свой зверинец не просто так, а доход со своего дела он получал по той же схеме, что и обладатель Эплдор Тауэра. Некоторые линии скрыты и непонятны непосвящённым – отношения с падчерицами-близнецами (в первом варианте это были дочери), которых лучше устранить, чтобы ничего не выплыло наружу; род наказания предателю и настоящие отношения января с маем в рассказе про молодого хорошенького доктора; влечение не то чтобы к ровеснице дочери, а именно то, что так мрачно описал Линч тридцать лет тому назад.
. . .
